Книга Охотник и Красная Шапочка - Эрика Адамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот как? Я надеюсь, что ты уже решила все свои дела. Потому что сегодня мы возвращаемся в Аугсбург.
– Не получится, – лучезарно улыбаясь, ответила я, – у меня есть дела, решение которых для меня в приоритете.
– Какие могут быть важные дела в этой… клоаке?
– Увы, Вильгельм. Если Вам хочется вернуться в Аугсбург, Вы можете отправляться обратно прямо сейчас. А я не сделаю ни шагу за пределы этой дыры, пока не решу свои проблемы. Всего хорошего, Вильгельм!
Склонив голову на прощание, я поспешила удалиться, оставив герцога пребывать в недоумении посреди улицы.
– Как это понимать? – недовольно пробурчал Манфред.
– Знаешь, что, Манфред. Я могу задать тебе тот же вопрос! Какого чёрта ты рассказал Вильгельму, где меня можно найти?
– У меня не было выбора, – развёл руками Манфред, – он пригрозил мне, что если я не скажу ему, где тебя искать, он сровняет с землёй мой театр и поставит там торговые ряды для ярмарки. Место, мол, выгодное…
– Это не отговорка! Я в жизни больше не поделюсь с тобой ни одной новостью!
– Звезда моя, подожди… Я за тобой не поспеваю. А-а-а-а-ай…
Манфред поскользнулся на чём-то склизком и растянулся на улице.
– Фу, как ты можешь здесь находиться.
– Парик поправь, в сторону съехал.
– Кстати, я привёз тебе кое-что. Знал, что ты собиралась впопыхах и не захватила с собой кое-какие приятные сердцу мелочи, – вкрадчиво произнёс Манфред.
– Не подлизывайся!
– Что ты, что ты… И не думал. Но чтобы ты знала, герцог настроен крайне решительно вернуть тебя во что бы то ни стало. В противном случае…
– А вот с этого места поподробнее, пожалуйста…
– Ну-у-у… Ты же знаешь. Место фаворитки герцога долго пустовать не будет. Его вполне может занять кто-нибудь ещё. Позавчера, например, герцог…
Манфред остановился, переводя дух. Мне тоже пришлось остановиться и приблизиться к Манфреду, слушая его:
– Позавчера, например, герцог посетил личную выставку Хельги Шнайдер, художницы… И говорят, даже договорился о том, чтобы позировать ей. А ты же знаешь эту… акулу кисти и мольберта. Она не рисует тех, с кем не переспит. Неважно, мужчина это или женщина…
–Ха! И что с того? Он мне уже надоел до чёртиков! Пусть катится на все четыре стороны!
– Аманда! – воздел к небу палец Манфред, – а как же репутация? А как же театр?..
– Что? Театр процветает благодаря мне, а не герцогу.
– Но всё же его покровительство…
– Засунь себе в задницу его покровительство! Я не предмет для торговли, ясно тебе? А если ты будешь продолжать настаивать на своём, как только вернусь, уйду в театр на площади Амадеуса!..
– Побойся Бога, звезда моя!..
– Уйду! Если будешь приставать – уйду.
– Гадкая девчонка! Твой характер стал ещё хуже с момента нашего расставания. И когда уже найдётся тот, кто сможет приструнить тебя и задать трёпку? – горестно вздохнул Манфред.
– Не ной. Лучше неси вот к этому дому всё, что ты захватил для меня…
Мало было просто заставить скривиться герцога от омерзения. Я намеревался показать этому мудаку, что ему не место в Вольфахе. Сегодняшний вечер убедит его как можно быстрее покинуть славный городок возле Шварцвальда. Пусть уносит свой белый рыхлый зад обратно в Аугсбург. И побыстрее. Выдавать своё истинное имя он явно не станет, будет усердно корчить из себя просто зажиточного горожанина, чудом забрёдшего в такую дыру, как Вольфах.
Итак, до вечера оставалось не так уж много времени. Первым делом я наведался к мяснику и пообещал ему четверть туши вепря за то, чтобы он разделал тушу. Мясник воодушевлённо поскрёб щетину остриём топора для рубки мяса и взялся за работу. Мясник – на деле, повар – в душе. Он пообещал замариновать мясо в пряных травах.
– Проглотишь свой кулаки не заметишь, – пробасил он, лихо рассекая тушу.
– Верю на слово. И пусть мясо будет что надо. В противном случае знай: у меня так много неизрасходованных патронов…
Следующий пункт – привести себя в соответствии с представлениями о том, должен выглядеть охуительный мужчина, на которого должны с единственного взгляда западать все красотки. Я поскрёб щетину, раздумывая о том, как же, блядь, я всё-таки должен выглядеть, чтобы заносчивая сучка вроде Аманды обратила на меня внимание. Не то, чтобы она на меня не смотрела. Смотрела, ещё как… И был понятен её ответный трепет и разгорающийся огонёк желания, но недостаточно сильный. Мне хотелось, чтобы эта малышка перестала смотреть на меня как на лучшего из худших.
– О чём задумался, Рик? Прибарахлиться решил? – послышался насмешливый голос шлюхи Мадлен.
– Так заметно?
– Признаться, нет. Непонятно, о чём ты думаешь. Но место, у которого ты остановился, говорит само за себя.
Шлюха была права. Я стоял напротив утлого ателье портного Матеуса, единственного в Вольфахе.
– Ладно. Так уж и быть, зайду внутрь, если есть что потратить, – позвенел я монетами в кармане.
Шлюха хохотнула и обмахнулась веером. Видимо, ей было слишком жарко. В начале ноября.
– Я бы посмотрела на это, – заявила Мадлен и потащилась за мной следом.
Следующие часа два моей жизни я могу назвать самыми позорными и бесполезно потраченными. Шлюха Мадлен только и делала, что смеялась надо мной: и у портного, и у брадобрея, советуя ему то остричь мне бакенбарды, то обрить наголо. В конце концов, моё терпение лопнуло, и я покинул эту богадельню с одной намыленной щекой, проклиная всё на свете. А чтобы шлюхе Мадлен было неповадно надо мной насмехаться, я пустил ей вслед пару пуль. Поднял себе немного настроение, глядя, как она несётся по улице зигзагами, высоко подобрав свои юбки.
Больше всего мужчина в зеркале напоминал слабоумного идиота, чем парня хоть куда. В тот небольшой осколок зеркала величиной с две моих ладони можно было разглядеть немногое. Но по моему скромному мнению я выглядел отвратительно. На хрен только согласился купить это недоразумение с длинными рукавами и кружевной тесьмой, которой был отделан ворот рубахи? В ателье я поддался горячим заверениям Матеуса, что вот это – самый последний крик моды. Наверняка тот крик был предсмертным. Я не выдержал и сорвал с себя тряпку, больше подходящую женоподобным франтам или высокомерным щеголям вроде герцога.
Герцог. От одной мысли об этом хлыще, отиравшемся возле Аманды, внутри полыхнуло глухим раздражением и чёрной яростью. Что только могла найти Аманда в этом мудаке, с длинной лошадиной мордой, водянисто-голубыми глазами и белой, словно мука, кожей? Или он припудривал своё личико, как заправская кокетка? Кажется, что нет. Потому что руки у него были такие же – некрупные ладони, тонкие, словно женские, пальцы, полированные до блеска ногти. И наверняка ни одной мозоли на ладони. А как от него несло духами!..
